Виктор Мережко - Крот 3. Сага о криминале
Директор послушно засеменил к парню, с виноватой улыбкой попытался объяснить:
– Не пью! Нельзя! Диабет! Давно не пью.
– Давно не пьешь, а сейчас будешь! – Шалва налил до краев фужер. – Коньяк! Двести долларов бутылка! Пей, жирная морда! – Повернулся к музыкантам, махнул: – Лабухи, не филонить! – Достал из кармана несколько сотенных зеленых купюр, швырнул в их сторону. – Будете до утра шпилить! Пока я не отпущу! – И снова повернулся к директору. – Пей.
– Не могу, – попросил негромко тот. – Умру.
– Тогда подохни! – И Шалва с размаху ударил рукой по днищу фужера.
Коньяк выплеснулся в лицо директора.
И в этот момент в защиту своего шефа ринулся охранник. Он оттолкнул парня, подхватил под руки директора и потащил в сторону служебных помещений.
Шалва вскочил, выхватил пистолет.
– Стоять! – И стал палить в потолок. – Стоять, крысы!
Завизжали и повалились под стол девицы, шарахнулись к выходу последние задержавшиеся гости. Парни Шалвы тоже достали стволы и тоже принялись палить вверх.
И в это время из «Жигулей» выскочили бритоголовые парни во главе с Лехой, метнулись в ресторан.
Они моментально принялись за дело.
Вопили девицы, а бритоголовые колотили троицу с таким отчаянием и удовольствием, что кавказцы уже почти не сопротивлялись.
До слуха донеслись звуки сирены несущихся сюда милицейских машин.
Маргеладзе уже спал, когда его разбудил телефонный звонок.
– Вахтанг, прости за поздний звонок, – произнес мужской голос. – Это Пухин из городского управления милиции. По сводке пришло сообщение, что в «Царской охоте» задержали твоего племянника. По крайней мере, так он себя называет.
– Имя?
– Сейчас прочитаю. Шалва Горгадзе. Причем задержали с оружием. Палили куда не глядя. Потом ввязались в драку со скинами.
– С кем?
– С бритоголовыми. Если б не милиция, от твоего племянника мокрое место осталось бы.
– Где он сейчас?
– В восемьдесят восьмом отделении.
– Спасибо, друг Пухин. Сейчас там буду.
…Джип Маргеладзе мчался по ночной Москве на предельной скорости, проскакивая светофоры, резко сворачивая на перекрестках, едва ли не налетая на редкий встречный транспорт.
Восемьдесят восьмое милицейское отделение находилось у черта на куличках, поэтому дорога заняла почти час.
Во двор отделения джип вкатился на большой скорости, чудом увернулся от занюханного ментовского «папуаса» и остановился как вкопанный.
Вахтанг в сопровождении двух охранников быстро и решительно двинулся ко входу, мельком обратив внимание на десятка полтора бритоголовых, кучковавшихся во дворе.
Кивнул молодому сержанту, склонился к широкому окну, за которым сидел дежурный майор.
– В «обезьяннике»?
– Там.
– Открой.
Майор вышел из дежурки и, гремя ключами, отомкнул решетчатую дверь, включил свет.
В обезьяннике сидели бомжи, проститутки, какие-то восточные люди в халатах. В дальнем углу прислонился к стене Шалва в окружении своих парней. Троица увидела Вахтанга, испуганно и недоуменно застыла.
Маргеладзе оттолкнул парней, некоторое время смотрел на родственника белыми от гнева глазами, затем стал бить ногами – сильно, жестоко, беспощадно.
Шалва пытался закрыть голову, лицо.
Из соседнего «обезьянника» мрачно наблюдали за происходящим бритоголовые во главе с Лехой.
Уже на выходе Вахтанг бросил сопровождающему его дежурному майору:
– Оружие замути, а самого утром выпусти. Я сам с ним разберусь. Пока!
Бритоголовые во дворе не расходились, и при виде вышедшего Вахтанга стали скандировать:
– На-Кав-каз! Чер-ны-е-на-Кав-каз! На-Кав-каз!
Маргеладзе сел в свой джип и понесся прочь. На выезде со двора отделения чуть не столкнулся с другой иномаркой.
Из нее вышли двое немолодых крепких бритоголовых мужчин, направились ко входу в отделение.
Бритоголовые при их появлении восторженно вскинули вверх кулаки, стали скандировать:
– Хоп-хоп! Уга-га-га! Хоп-хоп! Уга-га-га!
И принялись аплодировать.
Вскоре Леха с корешами были выпущены.
Пока толпа скинхедов обнимала и поздравляла освобожденных парней, старший из приехавших бритоголовых, по кличке Гамаюн, взял Леху под локоть, отвел к машине, кивком велел сесть в салон.
Сам плюхнулся рядом, внимательно посмотрел парню в лицо:
– Рассказывай.
– А чего рассказывать? – пожал плечами Леха. – Увидели, что черные беспредельничают, вот и решили наказать.
– Молодцом. Этих сволочей только так надо и учить, – одобрительно похлопал его по плечу Гамаюн. – В какой-нибудь структуре состоите?
– В какой структуре? – не понял тот. – Мы сами по себе… Скины.
– А почему именно скины?
– Потому что патриоты. Русские! Россия для русских!
– Плохо.
– Что – плохо? – подозрительно покосился на Гамаюна Леха.
– Плохо, что сами по себе. Надо объединяться. Поодиночке всех переколотят… – Гамаюн обнял парня. – Будем объединяться?
Тот улыбнулся, кивнул на толпу, окружившую его парней:
– А мы уже объединились.
День был веселый, солнечный, живой.
«Мерседес» с затемненными окнами остановился возле небольшого невзрачного вида здания, из автомобиля вышел Виктор Сергеевич, как бы невзначай огляделся, набрал код на входной двери подъезда и вошел в него.
В лифте поднялся на нужный этаж, нажал кнопку звонка.
Дверь открылась, и Виктор Сергеевич увидел Оксану – красивую, выспавшуюся, улыбающуюся.
– Здравствуй, красавица, – произнес гость, входя в прихожую.
– Здравствуйте, Виктор Сергеевич, – ответила она. – Фантастическая точность. Можно сверять часы.
– Опыт. Служебный, жизненный.
Они прошли на кухню. Виктор Сергеевич снял пиджак, повесил его на спинку стула. Оксана налила чай, уселась напротив.
– Все нормально, девочка? – улыбнулся гость.
– Вполне.
– Тогда к делу.
Он достал плотный конверт, положил перед девушкой.
– Вся сумма.
Она кивнула.
– Ты отлично справилась с задачей. Умница… Но! Буду откровенным. После передачи денег, таких агентов, как ты, принято убирать.
– Понимаю.
– С тобой мы так поступать пока не будем.
Оксана нервно усмехнулась:
– Пока?
– Прости, оговорился. Вообще не будем. Ты нам по всем параметрам подходишь. Молода, красива, тренированна. И, как выяснилось, отличная актриса.
Оксана рассмеялась, не сводя с гостя вопросительного взгляда.
– Ты должна жить, – произнес тот.
– Спасибо.
– Тебе спасибо, что не подвела… Но ты в Новосибирске засветилась. Тебя запомнили охранники, администрация гостиницы. Тебя будут искать. Обязательно соорудят фоторобот.
– Мне надо уехать?
– Нет. Будем слегка корректировать внешность.
Она снова засмеялась:
– Даже родная мама не узнает?
– О родной маме придется забыть. Тебя для нее просто нет. Уехала, исчезла, погибла. Ты готова к этому?
– У меня нет другого выхода.
– Именно… – Виктор Сергеевич был доволен собеседницей. – Слегка подтянем глазки, сгорбим носик, растянем ротик.
– А если случится новое задание?
– Не «если», а случится. Ты для этого нами и взята. Будешь выполнять самые серьезные дела.
Но мы будем в дальнейшем осмотрительнее. Тебя, девочка, надо беречь.
– Спасибо.
– Это все, что я хотел тебе сказать.
– А на улицу, в магазин… можно выходить?
Виктор Сергеевич рассмеялся:
– Конечно можно. Но далеко не заруливай. Береженого Бог бережет. А через неделю мы займемся твоим личиком… – Он внимательно посмотрел на девушку. – Как поживает твоя главная страсть?
– Лошади?
– Ни мужчин, ни друзей, только лошади? – Гость продолжал изучающе смотреть на девушку.
– Что делать, если нет мужчин? – мило улыбнулась та.
– Проблему можно решить.
– Не надо. В данной ситуации, Виктор Сергеевич, мне лучше общаться с животными. А то вдруг расколюсь с мужиком?
Лерр ждал Сабура в приемном отделении тюремной больницы, листал какой-то толстый еженедельник, и когда конвоир ввел подследственного, не сразу его узнал. Сабур здорово сдал, лицо его стало серым и нездоровым, походка почти старческой.
– Пятнадцать минут, – сообщил старший конвоир.
Так называемое приемное отделение представляло собой небольшую, окрашенную в зеленоватый цвет комнату с несколькими приваренными к полу железными табуретками и двумя столами, ножки которых также были привинчены.
Подследственный вяло пожал руку адвоката, сел на стул напротив.
– Вот сейчас вы мне уже нравитесь, – удовлетворенно произнес Лерр. – Я имею в виду внешний вид.
– Не понял.
– Старый больной человек… А теперь вам нужно слечь окончательно. И постарайтесь отказаться от еды. Нет, это не голодовка, а состояние вашего организма. Как говорится, еда не идет.